Можно любить деса, можно любить врага, садиста… если ты понимаешь, что сама недалека от этого, чувствуешь каждой микросхемой, что медленно, но неумолимо съезжаешь с процессора. Это наваждение, болезнь; от нее не скрыться, не спрятаться, потому что жизнь без «сердца» невозможна. Искра чувствует все, она все знает…даже если от тебя истина пока еще сокрыта. Но я открыла для себя правду, я знаю, чего она хочет. И ей не важно, что ее ждет впереди – боль, страдания или безмятежность, счастье…Она любит и любима…«закрыв глаза» на знаки, принципы, отстранившись от всех передряг, которые ее окружают, и с достоинством преодолевая трудности. И я доверилась ей, устремившись навстречу Бэррикейду. Несмотря на то, что процессор упрямо твердил: «Вы слишком разные, вам не быть вместе…и вы никогда не будете счастливы…»
Сложно представить себе, как смогли встретиться и полюбить друг друга скромная фемботка, скрывающая свои чувства в искре и переживающая все напасти в одиночестве, глубоко внутри себя; и десептикон–каратель, непримиримый, злобный, наглый, ненавидящий всех и вся. Но…нам удалось изменить друг друга, при этом оставшись собой.
читать дальшеВ первую же нашу встречу что–то пошло не так, не по тому сценарию, вопреки природе и принципам знаков, которые мы носили – автобота и десептикона. Мы перестали драться, забыв с чего все началось, и уставились друг на друга. В тот же миг что–то привлекло меня в нем; не забылось, но стало каким то тусклым все то зло, что он сделал автоботам. Меня восхитила его несокрушимость, целеустремленность. Он бы не сдался, никогда… Не потому, что считал постыдным принимать поражение от фемки – оба мы знали, на что я способна – он не покорялся никому. Я стала первой... и единственной. Мне удалось приручить зверя…
С тех пор наши отношения стали укрепляться. Первый поцелуй не стал неожиданностью. Но прикосновения его губ – гладких, прохладных – прикосновения, такие непохожие на все, что мне доводилось испытывать ранее – они заставили меня вздрогнуть и я поняла, что сделаю все, только чтобы снова их почувствовать. Но он не пользовался мной, не требовал ничего взамен. И ни разу не вспомнил о войне, о врагах, о своем преимуществе…ведь он обладал мной, безнадежно покорил мою искру. И я не стыжусь этого, не боюсь признать, что я во власти десептикона, любимого десептикона… и пусть все остальное катится в пасть Юникрону!
Бэррикейд постоянно был рядом, впитывая в себя каждое мгновение, что мы провели вместе. Как и я… Я чувствовала, как заводит его мой «обнаженный» корпус, в каком жгучем порыве мигает красная оптика и как нетерпеливо клацают возбужденные когти. По моим системам разливалось удовлетворение, на губах играла спокойная улыбка, но все внутри бушевало, искра металась и рвалась наружу, страдая от невозможности прикоснуться к «сердцу» Бэрри. Но я не могла, несмотря на то, как сильно бы этого ни хотела. Я боялась сказать о своем желании, боялась, что потеряю любимого, требуя от него того, чего не имела права даже просить… Я не могла взваливать на него эту ответственность, вторгаться в самое откровенное. И я грубо обрывала свои уже вот–вот готовые обрушиться на деса страстные, непоколебимые порывы, довольствуясь тем, что мне дарил Кейд – свою любовь, близость, смысл существования. И тем не менее ни на миг не прекращала мечтать, что когда-нибудь передо мной откроется искра Бэрри, поделившись с моим «сердцем» своей энергией.
Мы жили вместе, постоянно были рядом, сражались, тренируя друг друга, закаляя волю…и незаметно один для одного медленно, но неумолимо изменяя свою вторую половинку. Нам было хорошо вдвоем, интересно и спокойно; все остальное точно померкло по сравнению с нашими чувствами. Я нуждалась в Бэрри, точно белковый в воздухе, не представляла, как буду жить вдали от него, если когда-нибудь судьбе будет угодно нас разлучить. И едва только задумывалась об этом, тут же гнала эти мысли прочь, твердо уверенная, что не позволю никому нас разбить, не позволю ему уйти. Я стала решительней, неуловимей и, казалось, ничто не могло меня пошатнуть, сбить с намеченного пути. А цель у меня была одна – стать счастливой и сделать счастливым любимого… Я не стремилась подвести Бэрри под какую–то черту, подстроить под себя, не переставая твердила, что он нужен мне такой, какой он есть на самом деле. И все же что–то изменилось в его отношении к остальным, точно искра стала терпимее, сентиментальнее. И только ко мне он выражал завидное постоянство, словно в его процессор была вбита программа, возвышавшая меня как некое божество…а искра влюблено пульсировала, обдавая меня трепетным жаром. Мы великолепно дополняли друг друга, образуя единое целое. И снова все чаще и чаще меня стало поглощать желание слиться с его искрой, почувствовать ее…
***
Я бесшумно вошла в отсек. Бэрри сидел в кресле, откинувшись на спинку и притушив оптику. Казалось, он погрузился в спящий режим. Какое–то время я смотрела на него, с легкой улыбкой разглядывая его поблескивающий в свете тусклых ламп черный корпус с белыми вставками, мощный грудной отсек, угловатые черты лица и остренькие «ушки», игриво торчащие вверх. И снова не сдержала радостной улыбки: «Он здесь… он СО МНОЙ!» Я неторопливо, практически бесшумно приблизилась к Бэрри и опустилась перед ним на колени, устроилась на заднем бампере и нежно обняла деса обоими манипуляторами, положив голову на гладкие пластины его ног. Бэррикейд вздрогнул, активизировал оптику. Его когтистая рука потянулась ко мне и погладила по стальным волосам, ниспавшим на плечи, спину из тут же раскрывшегося шлема. Я приподняла голову и посмотрела на десептикона. На губах его играла легкая улыбка.
– Я согласен.
– Ты о чем, милый?
– Ну, ты ведь хочешь бэту…?
Я удивленно уставилась на него, а оптика не смогла скрыть безграничной радости, благодарности. Бэрри широко улыбнулся.
– Ты имя уже придумала?
– Нет пока еще, – с улыбкой ответила я, а в процессоре мелькнуло, точно он все знал, все мои мечтания, смелые фантазии, которые я боялась даже прошептать ему в аудиосенсор в порыве страсти. – Ты действительно хочешь мелкого? От меня…
– Да, ответ утвердительный и обжалования не подлежит, - отчеканил каратель, но я заметила как оптика его довольно сверкнула.
Моих губ коснулась улыбка, но я не сразу ответила. Положив голову снова на колени десептикона я только спустя какое-то время прошептала, несмело, но искренне:
– Бэрри, я так давно этого хотела, думала об этом каждую минуту, что мы вместе.. но мне казалось, ты не захочешь бэту, тем более от автоботки…
– Не от простой автоботки, а от тебя, – послышался тихий ласковый голос, но я точно не услышала его, продолжая шептать:
– …Я всегда мечтала, что когда-нибудь нас будет что–то связывать… И если ты решишь уйти, малыш будет напоминать о наших чувствах…
– Уйти?! От тебя?! Почему ты говоришь так?! – ошарашено воскликнул десептикон.
– Я…не знаю…порой судьба подкидывает нам неприятные сюрпризы… – я вздохнула, тут же решив сменить тему. Мне было хорошо рядом с Бэрри и не хотелось, чтобы этот рай когда-нибудь заканчивался. – Давай не будем об этом… Ты сделал меня счастливой уже одним своим согласием.
Я потерлась щекой о колени деса, затем подняла голову и влюблено посмотрела прямо в его красную оптику. И увидела в ней непримиримость, решительность. Он тщетно сдерживал себя, но в конце концов не совладал с чувствами, в следующую минуту воскликнув:
– К квинтам сюрпризы! Ты моя женщина! – и заботливо приподняв меня с пола, точно пушинку, притянул к себе и страстно поцеловал. Системы в ответ заурчали, оптика притушилась, манипуляторы обвили шею десептикона. Как же приятны были его слова; никакие действия, ничто во всем мире не смогли бы передать все то, что я чувствовала сейчас.
– А ты мой мужчина…Никому тебя не отдам… – практически бесшумно шевельнулись губы.
Моя теплая ладонь легла на грудной отсек десептикона, нежно погладив его. Искра ударилась в камеру и отдалась Бэррикейду. Я подарила ее любимому, взамен лишь умоляя быть рядом.
***
Я не знаю, что нас ждет впереди, и не берусь загадывать. Я живу настоящим, чувствами, которые испытываю к Бэрри, точно это последнее, что я могу почувствовать в своей жизни. И я счастлива…каждым мигом, который провожу с любимым…и нашим малышом...